Перечитав уже все книги Пратчетта из цикла Дискворлд, я, до недавнего времени, практически игнорировал его детские книги – как оказалось, совершенно зря. Первая его детская книга, которую я прочитал, – The Amazing Maurice and his Educated Rodents (в оригинале) – оказалась настоящим открытием, потом последовала Diggers (в переводе) про маленьких человечков – номов, которая к счастью оказалась очень достойно переведена, и наконец, в декабре 2010 года, нам подарили на Дарударе третью книжку из серии про “Джонни Максвелла” – Джонни и Бомба в переводе от Эксмо. Книжка была прочитана на одном дыхании, хоть и чувствовалась несколько непратчеттовские попытки сделать книжку более “современной”. Впрочем, перевод в целом получился неплохим. Но чтение Пратчетта в оригинале – несравнимо большее удовольствие. Поэтому-то я и взял в библиотеке Longwood Public Library вторую книжку про Джонни – Johnny and the Dead. Разумеется, книжка тоже была прочтена сразу.
Хотя события и происходят в провинциальном городке Блекбери (реально несуществующий, являющийся собирательным образом места, где ничего не происходит), даже такое место, где единственным развлечением является поход в торговый центр или поедание гамбургеров в местной закусочной, получается у Пратчетта очень жизнерадостным и интересным. Более того, основная цель книг – донести до читателей, что надо любить и уважать места, где живешь и родился, надо знать их историю и соблюдать традиции.
Центральное место в сюжете занимает местное кладбище – которое муниципальные власти собираются сносить, чтобы построить там здание для некоей крупной компании, которая занимается неизвестно чем. Главный герой – Джонни Максвелл – мальчик 11 лет, который любит поразмыслить над вещами, которые другие люди не замечают и которым не придают значения. Вот и на кладбище – только Джонни видит умерших людей и даже может с ними разговаривать.
Даже такие персонажи, как призраки умерших, у Пратчетта получились на редкость уникальными, колоритными, интересными, добрыми и жизнерадостными. Тут и Алдерман – старичок, танцующий под Thriller Майкла Джексона, Вильям Стикерс – коммунист и атеист (даже, учитывая, что сам мертвый, все равно не верит в жизнь после смерти), Миссис Либерти – отчаянная феминистка, Мистер Виценти – фокусник и массовик-затейник для детей, Стенли Раундвей – футболист, побивший рекорд голов в свои ворота, мрачный Эрик Гримм, сохраняющий свою тайну до самого конца книги, два ученых ума – Соломон Эйнштейн – дальний родственник А. Эйнштейна – таксидермист и мыслитель и Мистер Флетчер – изобретатель улучшенного радио.
Несмотря на достаточно простой язык, много дуракаваляния в диалогах, – книжка доносит хорошие и нужные истины, рассказывает о ветеранах Первой Мировой, учит их уважать и интересоваться их историей. Интересно провести параллель между этой повестью и действительно существующим парком у нас в Москве на Соколе, который ранее был кладбищем участников Первой Мировой Войны, и в котором мы много гуляли с моими бабушкой и дедушкой. Кладбища теперь уже нет, но память ветеранов у нас к счастью чтят – много памятников, церковь, тенистые аллеи с яблонями, горка для детей, кормушка с белочками.
Ниже приведу часть главы №2, в которой Джонни знакомится с Вильямом Стикерсом. Не знаю, чей это перевод, но вероятно опять Эксмо. Опять они коверкают оригинальные имена (оставил без изменений, чтобы просто сравнить, как у нас издеваются над Пратчеттом), и есть даже орфографические и пунктуационные ошибки (их я исправил) – хотя вероятно, это ошибки сканирования, бумажной книги у меня нет, поэтому я взял это из интернета.
ГЛАВА 2
После чая Джонни заговорил о кладбище.
— Креста на этой мэрии нет, что творят, — сказал дед.
— Но содержание кладбища обходится очень дорого, — возразила мама. — На могилы давно никто не ходит. Разве что старая миссис Тахион, так ведь она не в себе.
— Ходят, не ходят, не о том речь. Кладбище — это история.
— Олдермен Томас Боулер, — подсказал Джонни.
— Никогда о нем не слышал. Я имел в виду, — продолжал дед, — Уильяма Банни Листа. Ему в свое время чуть не поставили памятник. И поставили бы, вся округа скинулась, да какой то пройдоха смылся с нашими денежками. Лично я внес шесть пенсов.
— Он что, знаменитость?
— Почти. Слыхал про Карла Маркса?
— Который изобрел коммунизм?
— Правильно. Ну а Уильям Банни Лист не изобрел. Но он обязательно стал бы Карлом Марксом, если б Маркс его не обскакал. Знаешь что… завтра я тебе кой- что покажу.
Наступило завтра.
С темно серого неба сыпал мелкий дождик. Джонни с дедом стояли перед большим надгробием.
УИЛЬЯМ БАННИ ЛИСТ
1897 -1959
ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН СОЕ
— Великий человек. — Дед почтительно снял кепку.
— А что такое «СОЕ»? — спросил Джонни.
— Тут должно было стоять «соединяйтесь», — пояснил дед, — да денег не хватило. То -то было шуму! Банни Лист ведь был герой рабочего класса. Он бы и на гражданской войне в Испании отличился, да перепутал пароходы и попал в Ливерпуль.
Джонни огляделся.
— Гм, — сказал он. — А какой он был?
— Говорю же, герой рабочего класса.
— Да нет, внешне? Такой крупный, с черной бородищей и в очках в золотой оправе?
— Точно. На фотографии видел, а?
— Нет, — замялся Джонни. — Не совсем.
Дед надел кепку.
— Пойду пройдусь по магазинам. Хочешь со мной?
— Нет, спасибо. Я… э э… собирался к Холодцу.
— Тогда пока.
И дед убрел в сторону главных ворот. Джонни набрал в грудь побольше воздуха и сказал:
— Здрасьте.
— Форменный скандал — не дописать «диняйтесь»! — заявил Уильям Банни Лист.
До сих пор он стоял, привалясь спиной к надгробию. Теперь он выпрямился и спросил:
— Как твое имя, товарищ?
— Джон Максвелл, — ответил Джонни.
— Я сразу понял, что ты меня видишь, — сказал Уильям Банни Лист. — Пока старик говорил, ты смотрел прямо на меня.
— Я тоже сразу понял, что вы — это вы, — сказал Джонни. — Вы не слишком… ну… плотный.
Он хотел объяснить: «плотный» не в смысле «толстый», а… как будто не весь здесь. Полупрозрачный.
Но только хмыкнул и сказал:
— Не понимаю. Вы мертвый, верно? Значит, вы вроде как… призрак?
— Призрак? — сердито переспросил Уильям Банни Лист.
— Ну… дух.
— Никаких духов и призраков не существует. Это пережиток устаревшей системы верований.
— Да, но… вы же со мной разговариваете…
— Вполне объяснимое научное явление! — объявил Уильям Банни Лист. — Никогда не позволяй суеверию вставать на пути рационального мышления, мальчик. Человечеству пора скинуть обшарпанные штиблеты старой культуры и выйти навстречу ярким лучам зари социализма. Какой у нас сейчас год?
— Тысяча девятьсот девяносто третий, — сказал Джонни.
— А! И что, угнетенные массы воспрянули и встали под знамена коммунизма, дабы сбросить ярмо капиталистического гнета?
— А? — Джонни опешил, потом что то смутно припомнил. — Это как в России, да? Расстрел царя и все такое? Я смотрел по телику.
— Нет, про это я знаю. Это было только начало. Что творилось в мире после сорок девятого года? Полагаю, мировой революционный процесс идет полным ходом? Тут нам никто ничего не рассказывает.
— Ну… по- моему, революций было довольно много, — сказал Джонни. — Везде…
— Хо хо хо!
— Угу. — Революционеры, которых в последнее время развелось видимо -невидимо, дружно трубили о том, что сбросили ярмо коммунизма, но Уильям Банни Лист до того раззадорился, что у Джонни язык не поворачивался охладить его восторги. — Скажите… а если я принесу газету, вы сможете ее прочесть?
— Конечно. Правда, страницы переворачивать трудновато.
— М м. Вас тут много?
— Ха! Да им на все плевать. Они просто не готовы сделать усилие.
— А вы не можете… ну… уйти отсюда? Тогда вы могли бы войти в курс дела бесплатно.
Уильям Банни Лист впал в легкую панику.
— Далеко ходить тоже трудно, — пробормотал он. — Да и нельзя…
— Я читал, что призраки ограничены в своих передвижениях, — сказал Джонни.
— Призраки? При чем тут призраки? Я самый обычный… э э… мертвец. — Банни Лист воздел прозрачный перст. — Ха! Тоже мне довод, — фыркнул он. — Видишь ли, то, что после смерти я по -прежнему… здесь, не означает, будто я незамедлительно уверую во всякую антинаучную чушь. Ничего подобного. Мыслить следует трезво, логически, мальчик мой. И не забудь про газету.
И Уильям Банни Лист медленно растаял. В последнюю очередь исчез палец, упрямо демонстрировавший его полное неверие в жизнь после смерти.
